Литературный осмотр

В конце мая в Культурном центре ГУ-ВШЭ были вручены награды университетского фестиваля творчества «Белая Ворона», в том числе — призы победителям первого литературного конкурса Вышки. О его итогах, а также о тенденциях, которые выявлены при чтении текстов, рассказывают член жюри, заведующий кафедрой общей социологии ГУ-ВШЭ Никита Покровский и организатор конкурса, заведующая кафедрой словесности ГУ-ВШЭ Елена Пенская.

— Как вы оцениваете идею литературного соревнования в вузе?

Никита Покровский

Никита Покровский: Инициатива очень правильная и нужная. Поскольку мы все учимся и работаем в университете, где нужно много заниматься, в том числе различными исследованиями и проектами, все это подчас иссушает душу. Подобное мероприятие — это активация творческих сил, а творчество, в свою очередь, будит фантазию, дает выход эмоциям, это шанс самореализоваться и в каком-то смысле отдохнуть от научной деятельности, дать подпитку своим душевным силам. К тому же, когда стоит условие соревнования, человек намеренно выбирает то, что он считает лучшим — это прекрасная возможность проанализировать свои труды, оценить их сначала самому, а потом ждать оценок судей. Участник бежит кросс, он знает, что конкурирует с другими, возможно, не менее одаренными людьми. Это стимулирует его, заставляет показать лучшее, что у него есть, быть красноречивым, выложиться полностью ради победы.

— Много ли работ было прислано для участия в конкурсе?

Елена Пенская: Конкурс подвел итог работы нашего литературного клуба за последний год. При этом, конечно, нельзя сказать, что представленные работы принадлежат только членам университетского литобъединения, посещавшим наши занятия. Набор получился гораздо шире, интереснее. Участвовали почти все факультеты Вышки. Среди наиболее активных — студенты факультета государственного и муниципального управления, наши журналисты, социологи, экономисты.

Н. Покровский: На мой взгляд, не так много человек приняло участие в конкурсе — масштабы нашего университета гораздо больше. Однако стоит учитывать, что это был первый подобный конкурс и что для участия в нем требовалось свободное время: нужно было выкроить «окна» в своем учебном графике, чтобы перебрать работы, оформить заявку, отслеживать сроки. Да и вообще, среди университетской молодежи не так много писателей и поэтов. Это не массовое увлечение. Все это сузило круг участников до тех людей, которые целенаправленно стремились к победе. При этом уровень работ показывает, что все участники талантливы — откровенно слабых работ почти не было.

— Что еще можно сказать о прочитанных работах? Выявились некие направления?

Н. Покровский: Как социологу мне было особенно интересно посмотреть на работы, потому что в общем массиве можно выделить несколько ярких тенденций. Поэтому я говорю не об отдельных работах, а об общей картине. Такова социология. Наиболее интересно было отметить, что в литературных работах не присутствует Вышка. Мир творческих личностей университета не включает в себя сам наш университет, он просто-напросто не упоминается и не отражается ни в каком виде, и это можно проследить во всех работах. Возможно, есть какие-то косвенные указания, но они незаметны, а в целом складывается ощущение, что университет — это лишь эпизод в жизни наших студентов, — нет того отношения, которое, скажем, было у Пушкина к Царскосельскому лицею, нет мотива возвращения. Обидно, конечно. Но поучительно. Не будут ли после этого красноречивые сравнения университета с родным домом, а профессоров с заботливыми родителями, не очень уместными? Думают ли наши студенты о Высшей школе экономики как о своей «альма-матер»? Впрочем, и собственно родительского дома в их внутреннем мире нет. Отдельные упоминания, очень редкие исключения, но вывод напрашивается сам собой: родительская семья не входит в зону исповедального творчества.

Е. Пенская: Никита Евгеньевич в своих рассуждениях, на мой взгляд, мягок и деликатен. У меня же сложилась картина довольно грустная. Я бы отозвалась жестче. Во-первых, в целом пишущие довольно плохо владеют русским языком. Язык беден, сух, коряв, воображение довольно скудное. Но это привычные ламентации. Мне даже не хочется все это повторять, поскольку с таким состоянием дел мы сталкиваемся постоянно, когда приходится проверять «сочинения». Во-вторых, к сожалению, сами сюжеты в общей массе тривиальны: любовь-морковь, настроения-состояния, либо какие-то безудержные и бесформенные фэнтези, странные грезы — смесь рекламных роликов, компьютерных игр, сериалов, желтой и глянцевой прессы, обрывков чата, сетевого стеба. Если ирония или пародия, то какая-то унылая и несмешная, очень посредственный капустник или КВН. Внесезонный, цветущий постмодернистский обезьянник.

Н. Покровский: Действительно, как отметила Елена Наумовна, все участники в основном замыкаются на каких-то фиксированных темах, и одна из наиболее заметных тенденций заключается в  размышлении о формировании собственного «я». Поиск себя, своей идентичности или попытка разобраться в собственных чувствах — при этом внешний мир заметно редуцирован, сведен до известного минимума. Автор, прежде всего, сфокусирован на себе. Поэтому литературный жанр портрета почти не представлен в конкурсных работах. Весьма досадно с точки зрения социологического анализа. Ведь социология не столько наука о человеческой субъективности, сколько о внешнем мире.

Эта тенденция переходит в более симптоматичную, которая ярко проявляется в произведениях. Часто можно увидеть — и в стихах, и в прозе — тему человеческого одиночества, оторванности от мира, человек не связан с ним. И это еще более удивительно в эпоху, когда высоко развиты интернет-коммуникации, социальные сети, виртуальное пространство. Похоже, все это не заменяет реального общения, и в описаниях авторов сквозит заброшенность, ощущение собственной покинутости.

Елена Пенская

Е. Пенская: Если говорить о каких-то симптомах, коллективном портрете автора, то мне кажется, кроме фундаментальных, генетических вещей, очень явственно проступивших в текстах, попавших на конкурс, я бы отметила отсутствие любопытства, интереса к живой жизни, к реальным обстоятельствам, к друзьям. Реальность отсутствует. Она вроде бы неинтересна и не нужна. Отсюда — полное игнорирование деталей и как следствие — отмена такой литературной формы как очерк. Впрочем, этим недугом  давно больна большая литература и журналистика. Начались эти беды не вчера и не сегодня. Массовые образцы подражания очевидны, и студенческий конкурс лишний раз показал, насколько эта болезнь безразличия далеко зашла.

— Как, по вашему мнению, эти тенденции вписываются в общую систему взглядов молодежи?

Н. Покровский: Конкурс стал отражением этих взглядов. Стремление лишь привлечь к себе внимание характерно для современной молодежной субкультуры. Многие сюжеты, к слову, основаны на мультфильмах, чувствуется влияние анимации, «сказки», современного искусства, да и в принципе многие из студентов любят уходить в сконструированные ими же самими миры а-ля фэнтези, где живут волшебные существа, где можно придумать любой сюжет и где, в сущности, легче существовать их герою, там комфортнее. Этот уход от реальности, как и другие перечисленные тенденции, также симптоматичен, в нем сквозит инфантилизм, чувства неудовлетворенного ребенка, который, тем не менее, не хочет взять жизнь в свои руки и что-то сделать. И я надеюсь, что наши студенты еще покажут, на что они способны в реальной деятельности, в реальном мире. Главное, не глушить это начинание, обязательно продолжать конкурсы, разбирать произведения на встречах.

Е. Пенская: Еще одно наблюдение. В текстах напрочь отсутствует политика. Аполитизм — тоже часть портрета. Правда, иногда вдруг какой-то автор разражается в стихах или прозе неопределенной рифмованной или нерифмованной бранью по поводу актуальных событий. Но разгадать, что за этим стоит очень непросто. Стрелы не попадают в цель. Язвить и ехидничать так, чтобы это задело, не умеют. Изредка встречались странные  реминисценции и отголоски популярных дискуссий. К примеру, сталинская тема возникла пару раз, но опять-таки в кичевом варианте, интерпретации которого полностью заимствованы, скажем, из арт-стилистики модного галериста Марата Гельмана.

Еще одна общая черта молодых вышкинских литераторов — инфантилизм. Иногда обаятельный, милый. Чаще — скучный. Самостоятельных решений, идей очень мало. И этот дефицит, эту бедность, как ни странно, очень точно диагностировали литературные произведения — как в малом, так и крупном жанре. Наши номинации позволяли представить на конкурс прозу, драму, поэзию, можно было прислать произведения самых разных жанров — на любой вкус. Твори, выдумывай, пробуй! Ан нет. Все больше стенаний о несбывшихся надеждах и смутных предчувствиях. Поэтому отобрать что-то стоящее удалось с трудом.

Сто раз прав Никита Евгеньевич, литературный конкурс оказался хорошим зеркалом, лакмусовой бумагой. Мы можем лучше понять себя и тех, с кем вместе работаем, можем составить в каком-то смысле портрет поколения, вообразить себе его культурную биографию, понять корни, причины того, что притягивает юных, и что является белым пятном в их мировоззренческой и вкусовой карте. Знать эти магниты и соблазны — не так уж мало. По крайней мере, с этим можно работать. Кстати, выпадение университета, университетской жизни из этой системы — для нас повод задуматься.

Трудно скрыть разочарование, хотя попадались, конечно, хорошие, светлые, талантливые работы. Пусть и в небольшом числе.

— Говоря о талантливых работах, вам хотелось бы что-то спросить у авторов, чьи произведения были признаны достойными публикации в сборнике, который решено издать «по итогам» конкурса?

Н. Покровский: Да, мне кажется, у нас получился бы интересный разговор, но он в любом случае состоится не раньше сентября, когда пройдет церемония вручения отпечатанных сборников. Пока же можно еще раз посмотреть на то, что сейчас находится на руках, возможно, появятся какие-то еще интересные наблюдения. Но и при таком букете тенденций повод для размышлений есть.

— Итак, каков главный итог проведенного конкурса?

Е. Пенская: Думаю, конкурс имел в какой-то степени «медицинское значение». Что-то вроде диспансеризации, результаты которой поучительны. Думаю, что такую «литературную диспансеризацию» надо сделать регулярной, плановой. Глядишь, что-нибудь вредное удастся предупредить, а полезное, наоборот, поддержать. Кто предупрежден, тот вооружен, как говаривал капитан Блад. Конкурс — это смотр и осмотр. Следовательно, работу надо продолжать и дальше. Вместе попробуем лечить и лечиться. Оптимизм есть, хоть и осторожный, сдобренный изрядной долей скепсиса. Посмотрим, что получится.

Юлия Черненко

Кожевина Екатерина «Март»

Черненко Юлия

Садукевич Алина «Весна»

Якушева Юлия «Песня о доме»

Моисеев Евгений «Посреди будущего»

Барышева Елена «Москва Постесенинская»

Войтова Татьяна «Добрая мачеха»

Пустовит Росина «Дождь»

Елена Конобеева (Хвойная) «Записка»

Милякина Александра «Лужа»

Бородич Мария «Сказка про старого еврея»

Черняк Екатерина

Сергеев Дмитрий «Разговор со смертью»

Руднев Юрий «Сталин был в душе постмодернист»