Что делать и чего не надо делать с бизнесом?

13 октября в Высшей школе экономики прошел семинар тематического цикла «Институциональные проблемы российской экономики» Института анализа предприятий и рынков ВШЭ. Комментирует Александр Чепуренко, декан факультета социологии, научный руководитель Лаборатории исследований предпринимательства ВШЭ, выступивший на семинаре с докладом о проблемах бизнеса в стране.

— Александр Юльевич, ваш доклад назывался «Что такое предпринимательство и политика в отношении предпринимательства в России? (Заметки на полях работ современных зарубежных классиков)». Каковы основные тезисы выступления?

— На семинаре обсуждался сокращенный вариант моей статьи, посвященной, во-первых, анализу текстов, которые за последние 15-20 лет за рубежом стали классическими в области изучения теории предпринимательства, и во-вторых — тем логическим выводам, к которым не могут не прийти специалисты, занимающиеся теорией предпринимательства и знакомые с российскими реалиями, после прочтения этих текстов. Соответственно, я представил свои размышления о том, как (и почему именно) развивается частное предпринимательство в нашей стране, каковы его родовые отличия от предпринимательства в государствах с устоявшейся рыночной экономикой и сложившимися институтами государственной политики в отношении бизнеса.

— В чем, на ваш взгляд, заключаются сугубо российские проблемы малого и среднего бизнеса?

— На микроуровне то, с чем сталкивается любой предприниматель — это проблемы, общие для всех (и во всех странах): доступ к финансам, проблемы кадров и сбыта и прочее. Политика, которая проводится в России, направлена в основном на то, чтобы помочь предпринимателям решить проблемы микроуровня. На мой взгляд, основное отличие связано с макроусловиями, в которых развивается предпринимательство в России. В статье я попытался показать, в каких условиях формируется предпринимательство в странах с развитой рыночной экономикой, и с этой точки зрения взглянуть на российские перспективы.

Что касается социо-культурных условий, то они в наибольшей степени различаются между странами Западной Европы, с одной стороны, США — с другой, и Россией — с третьей стороны. По моим представлениям, существуют две социо-культурных матрицы, в рамках которых предпринимательство развивается достаточно устойчиво и в целом успешно. Во-первых, матрица, в которой господствует англо-саксонская правовая традиция, в которой ярко выражено господство принципов индивидуализма. Это общество, где существует то, что социологи называют низкой дистанцией власти, то есть, нет жесткой дихотомии «мы — они». Это общество, где достаточно низким является порог боязни рисков, где рассматривают неудачу в бизнесе как полезный опыт, который помогает стать более успешным. И наконец, это хорошо функционирующая система рыночных институтов и сравнительно высокий уровень образования населения. Вторая матрица — это страны со сравнительно поздним, но бурным развитием рыночной экономики, такие как, например, Франция, Германия. Это страны с высоким статусом ремесла и культивированием традиций ремесленного производства, что способствует развитию малых семейных предприятий. Это общество с укорененными ценностями труда, когда труд рассматривается как человеческое предназначение, а собственность является фундаментом гражданских свобод и свободы личности.

К сожалению, в России подавляющее большинство этих предпосылок отсутствуют. У нас высокая дистанция от власти и широко распространено убеждение, что успех — это результат везения или наличия связей, а не упорного труда. Данные многочисленных опросов показывают, что многих россиян от предпринимательского старта удерживает боязнь неудачи в бизнесе, потому что неудача рассматривается не как полезный опыт, а как стигма, то есть как нечто, что приводит к репутации неудачника и ставит крест на дальнейшем успешном развитии хозяйственной активности. К этому следует добавить распространенные в российском обществе волюнтаризм и неуважение к человеческой личности как таковой.

Есть и социально-экономические отличия, которые на старте рыночной трансформации в России наложили сильный отпечаток на то, как и в каких формах развивалось предпринимательство в России. Это низкий уровень производительности труда, который означал, что как только были сняты барьеры для международной торговли, сразу выяснилось, что почти любое российское производство, крупное или малое, не может конкурировать по уровню производительности труда с аналогичными производствами за рубежом. Это резко сузило возможности для формирования предпринимательства в промышленных видах деятельности, оставив предпринимателям с нуля фактически только те виды деятельности, которые по известным причинам едва ли могли быть выполнены «чужим дядей» — мелкая торговля, услуги домохозяйствам и подобное. Другой фактор — достаточно низкий внутренний платежеспособный спрос: на протяжении всех 1990-х общество не могло предъявить массовый спрос на какие бы то ни было продукты и услуги, в том числе и российского частного предпринимательства, выходящие за круг предметов базового набора. Среди других ограничений — отсутствие навыков и опыта ведения предпринимательской деятельности. В начале-середине 1990-х даже у тех, кто уже практически начал заниматься предпринимательством, были очень наивные представления о том, что такое бизнес, как он строится, развивается, каковы рутинные технологии, а также основные проблемы и ловушки, которые возникают на каждом этапе жизненного пути предпринимательской фирмы.

Были еще и макрофакторы, которые сказались на типологической структуре российского предпринимательства, обусловив преобладание в нем того, что в зарубежной классической литературе называется непроизводительным, или деструктивным предпринимательством. Это и наличие «ничьей» собственности, которую гораздо легче было приватизировать и выставить ее активы на продажу, чем заниматься кропотливым выстраиванием предпринимательской деятельности с нуля, и ориентация преимущественно на эксплуатацию природных ресурсов и получение природной ренты. А еще — широкое распространение рентоориентированного поведения среди российской бюрократии и превращение российского чиновничества в класс «политических предпринимателей», то есть лиц, которые используют свой административный и информационный ресурс как средство для извлечения дополнительной ренты, в том числе — за счет обирания производительных предпринимателей. Все это вместе сильно ограничивало возможности для формирования в России сильного, динамичного и массового производительного предпринимательства.

— Сразу захотелось спросить: а что же делать?

— Основная часть моей статьи посвящена ответу на вопрос, чего не надо делать. Если бы удалось хотя бы не повторять чужих ошибок, было бы уже очень хорошо. Прежде всего — не пытаться использовать те меры, которые в западной литературе уже равно считаются весьма сомнительными с точки зрения их влияния на развитие предпринимательства. К примеру, поддержка самозанятости, которой российское правительство уделяет большое внимание, контрпродуктивна с точки зрения формирования производительного предпринимательства. Да, меры по поддержке самозанятости позволяют на некоторое время смягчить напряжение на рынке труда, но они весьма затратны и почти никогда не приводят к формированию успешных предпринимательских фирм. Другой предрассудок, от которого следует избавиться, это убеждение, что малый бизнес, и в частности стартапы, генерируют дополнительную занятость. Многочисленные зарубежные исследования показали, что даже там, где гораздо лучше выстроены и гораздо больше финансируются соответствующие программы поддержки, этот сектор не является основным источником новых рабочих мест. Когда пытаются поддерживать всех и сразу, то это приводит только к неэффективному расходованию средств. Надо сосредоточиться на «прорывных» целевых группах, то есть на потенциально растущих фирмах. Как их распознать? У них же на лбу не написано, что они будут расти и давать как новые рабочие места, так и рост эффективности хозяйства? И это известно: показано, что государственная политика в области содействия предпринимательству играет позитивную роль тогда, когда она направлена на усиление импульсов самоорганизации агентов изменений, таких как бизнес-ангелы, венчурный бизнес, университеты. Именно они — если поддержать их усилия, — опираясь на внутренние компетенции, которых нет ни у какого чиновника из «Роснано», помогут потенциально растущим инновационным стартапам.

Далее, наилучшая поддержка развития предпринимательства связана не с массовым созданием таких дорогих инфраструктурных объектов, как технопарки или бизнес-инкубаторы. Они эффективны только в некоторых нишах — там, где в силу определенных условий сложились кластеры, в которые органично вошли сильные инновационно-ориентированные университеты и компании инновационной направленности. В большинстве регионов России, где таких кластеров нет, наилучшая форма поддержки предпринимательства — это обучение навыкам предпринимательства и управления инновационной инфраструктурой. Ведь когда потихоньку создаются какие-то очаги инновационного предпринимательства и региональные власти начинают думать о создании научных парков, центров трансфера технологий, бизнес-инкубаторов, технопарков, очень скоро выясняется, что отсутствуют менеджеры, которые могли бы грамотно организовать процесс, а не превращать дорогостоящие инфраструктурные объекты в склады или офисные центры.

Доказано, далее, что (особенно в условиях, когда бюджетные ресурсы сильно ограничены), необходимо обеспечить прозрачность государственной политики. Это означает, что мониторингом госполитики должны заниматься независимые аналитические экспертные службы и компании, а не те же самые органы, которые занимаются обоснованием соответствующих программ и их управлением. А кроме мониторинга, нужна еще и системная оценка, которая не сводится к сугубому мониторингу, а предполагает, например, сравнение того, как развиваются предприниматели, получившие какую-то господдержку, и те, кто ее не получил. (Может, последние будут даже более успешными?)

Таким образом, на вопрос, «что же делать», я бы ответил так. Во-первых, не совершать тех очевидных ошибок, которые на Западе изучены на собственном опыте. Во-вторых, формировать политику в отношении предпринимательства, исходя из понимания того, что есть определенные целевые группы и что эти целевые группы надо поддерживать. А остальным субъектам предпринимательской деятельности — просто не мешать. И в-третьих, вовлекать в это те институты, которые могут стать агентами позитивных изменений.

— После вашего доклада на семинаре была дискуссия…

— Да, дискуссантом на семинаре был мой давний коллега Андрей Юданов, профессор кафедры «Микроэкономика» Финансового университета при Правительстве РФ. Он нашел, что, во-первых, я сильно идеализирую возможности бизнес-ангелов и венчурного капитала, а во-вторых, что я считаю предпринимательство инновационным, только если оно связано с высокими технологиями. Я этого и не утверждал. Более того, я считаю, что опыт российских газелей (то есть фирм, которые устойчиво растут быстрыми темпами на протяжении пяти-шести лет), блестяще изученный и обобщенный как раз профессором Юдановым, показывает, что подавляющее большинство из них не имеют никакого отношения к высоким технологиям в узком смысле слова. Это еще раз доказывает, что инновации нельзя связывать только с высокими технологиями, как делают некоторые российские институты развития. Я убежден, что поддерживать необходимо инновации любого типа, потому что инновационный предприниматель в процессе развития своего бизнеса в нужный момент сам найдет возможность перенести свою активность из производства стандартных продуктов в сферу, связанную с высокими технологиями. Когда это делает сам предприниматель, есть более надежные основания ожидать, что развитие высокотехнологичного инновационного бизнеса будет успешным, чем когда это делает чиновник от лица государства. Я разделяю тезис Андрея Юданова о том, что инновации — это не только то, что связано с нано- или биотехнологиями. Инновации — вокруг нас, в том числе — в нахождении новых ниш, новых целевых групп, новой технологии доставки уже известных благ. Именно такие инновации могут позволить российскому предпринимательскому сообществу структурно измениться, и тогда, возможно, уже производительное предпринимательство станет задавать тон внутри бизнес-сообщества.

 

Валентина Грузинцева, Новостная служба портала ВШЭ